«Я родился и вырос в Киселькейме (Константиновка), по соседству с Неммерсдорфом, получившим свою печальную известность осенью 1944 года.
Мой отец был там кирпичником. Сам он приехал из района Бартенштайна, где его отец и дед также занимались изготовлением кирпича. Этим ремеслом занимался и брат моего отца, то есть мой дядя. Он был кирпичником в Каукерне (Загорьевка), около Стригенгрунда (Пелленинген, ныне Загорское) и я охотно вспоминаю о прекрасных выходных, которые проводил у него. Другой брат моего отца был кирпичником в Ной-Велау (Денисово), возле Велау (Знаменск). Все трое работали на различных кирпичных заводах Восточной Пруссии, в том числе в Ауловонене (Калиновка), Грюнхофе и Амалиенхофе (оба в черте города Черняховск). Их имена то и дело всплывают во время различных разговоров. В Таммау (Таммовишкен, ныне Тимофеевка) жили две моих кузины. В самом городе жили две тети, а точнее в построенном после 1 Мировой войны Шприндте, на улице, «у пруда». Все это связывало меня с городом и районом Инстербурга.
После того как я окончил начальную школу, родители решили отправить меня в Инстербург, для получения дальнейшего образования. Основная причина заключалась в том, что, во-первых моя матушка жила там некоторое время, а во-вторых тому способствовало относительно хорошее транспортное сообщение. От нашей станции Хохенфрид (Спирокельн, ныне часть села Столбовое, Озерского р-на) до Инстербурга было всего 25 километров, то есть полчаса езды. Так я был определен в среднюю школу для мальчиков на Альбрехтштрассе, в Инстербурге. Это напомнило мне о том, что весь период своего обучения я заходил в школу через двор со стороны Луизенштрассе. Главный вход с Альбрехтштрассе в мое время был завален горами макулатуры, железного лома и вонючих костей, которые нам приходилось собирать. Поскольку родители посчитали, что поездки поначалу будут слишком утомительны для меня, то они отправили меня на один год жить к тете в Шприндте.
Это тоже был не совсем идеальный вариант, так как поселок находился довольно далеко на городской окраине. Но я получил проездной на автобус, желтого цвета, размером с почтовую открытку и своей фотографией на нем. С ним я отныне мог ездить на автобусе от угла Питомника до Альтер Маркт. Позже, во времена хаоса конца войны, этот билет оказал мне неоценимую услугу, если не спас саму жизнь. Благодаря ему я смог убедить солдат красной армии, что являюсь еще подростком, а не солдатом, несмотря на свой рост в метр восемьдесят.
Для меня теперь наступило славное время. Моя тетя, у которой я жил, приютила у себя свою сестру, у которой не было детей. Мой дядя был солдатом. Тетя была служебнообязаной, как тогда говорили, и должна была вторую половину дня работать в газете на Кенигсбергерштрассе. Таким образом, я мог свободно гулять по городу, если школьные задания были выполнены, и, как я полагал, разведал каждый его уголок.
Сначала я неспешно изучил Георгенбург, находившийся в пределах видимости от Шприндта. Затем я побывал на другой стороне города и наблюдал с «Чертова моста» за передвижениями маневровых паровозов на товарной станции, а в другой раз побывал в Ведомстве по вопросам соцобеспечения (Фридрихштрассе 7, ныне ул. Театральная). Рядом с Иммельманнштрассе я, сквозь щель в заборе, разглядывал еврейское кладбище. В связи с этим мне вспомнилось, что я видел горожан-евреев подметавших улицы с желтыми звездами, нашитыми прямо на драгоценные меха. И я очень хорошо помню престарелую даму, державшую за руку ребенка с такой же звездой, покрывавшей всю его грудь. К сожалению, в Инстербурге такое тоже имело место.
Я излазил городской парк от «малого пруда» до Замкового. Особо охотно я гулял по спортивному парку в оврагах. Там всегда было на кого посмотреть: теннисисты, легкоатлеты, футболисты и гандболисты. За состязаниями я наблюдал из крон деревьев, поскольку у меня недоставало карманных денег для покупки входного билета.
Больше всего хотелось осмотреть Старый замок на Театрштрассе (ул. Л.Толстого). К сожалению, у меня это не получилось, так как там был размещен лагерь для военнопленных. Поэтому я так и не решился проникнуть в замковый двор.
Путешествия к Ангерапп привели меня к газовому заводу, плотине и порту. Если наш школьный день заканчивался раньше обычного, то в базарные дни я бегал на крытый рынок и смотрел, чем торговали в его многочисленных киосках.
Я подолгу задерживался перед витринами. Особенно меня интересовали книги и чертежи по моделизму, а в предрождественские дни меня влекло в магазин игрушек Хейсера на Кенигсбергерштрассе.
То был прекрасный, богатый на события, год, проведенный мной в Инстербурге. Школа не особо ограничивала меня. Я не был выдающимся учеником и всегда оставался середнячком. Какой-то крепкой школьной дружбы, к сожалению, не сложилось, да и жили мы слишком далеко друг от друга. Я запамятовал уже имена своих одноклассников, за исключением лишь некоторых. Одного из них звали Спиткат. Он жил в Прегельторе. В хорошую погоду мы вместе ходили домой. Случалось, что мы, балансируя, ходили по боковой каменной стенке Арочного моста. Нашим классным руководителем на первом году обучения была госпожа Хоффман, а позднее госпожа Бусалла. Из учителей мне запомнились фамилии Кляйн и Хаасе, оба уже немолодые. Господин Хаасе был частенько довольно нервным - «Садись, ты болван — семь!» (Система оценки знаний в Германии шестибальная, причем единица это отлично, а шесть отвратительно. Соответственно, оценку семь можно приравнять к нулевому результату) Биологию и географию у нас время от времени вел господин Симон (Симонейт?). Также у нас был учитель рисования и его, кажется, звали Сирс. Его царство располагалось наверху, рядом с актовым залом. У него мы строили модель Альтер Маркт из деревянных брусков с бумажными фасадами, склеили, в качестве классной работы, по 50 конвертов, а для школьной хроники я нарисовал пару картинок.
Летом 1942 года я знал город уже настолько хорошо, что мог подрабатывать экскурсоводом на каникулах. Случилось это следующим образом: Во время своих прогулок я часто проходил мимо Старого замка. На нем висела вывеска «Краеведческий Музей». Я бы с радостью посетил его, но, к сожалению, он был открыт только по воскресеньям. Я уговаривал свою матушку, пока она не позволила мне и моему брату отправиться в город в воскресенье (так как на выходные я уезжал домой). Вместе с нами были два мальчика из нашей деревни, которые никогда не были в городе и не ездили на поезде. Когда поезд тронулся, они оба неподвижно застыли сидя в купе и весь день находились под впечатлением от поездки.
Сначала я отвел их по Казерненштрассе (ул. Гагарина) в городской сад. Там мы осмотрели маленький зоопарк и аквариум, а также теплицу с экзотическими растениями. В оврагах мы сделали перерыв на поздний завтрак, съев припасенные из дома бутерброды. После этого отправились в Старый замок. Нам повезло, что музей оказался открыт. Около лестницы стояло чучело лошади в древней сбруе. На верхнем этаже нашему взору предстали предметы давно прошедшего времени. Когда я вспоминаю об этом сегодня, то понимаю, что тот визит в музей для меня оказался в своем роде ключевым. Теперь я не могу пройти просто так мимо какого-нибудь музея и не зайти в него. Конечно я не все их помню, поскольку за более чем сорок лет, минувших с тех самых пор, я их повидал по всей Европе огромное количество. И все же инстербургский музей до сих пор сохранился в моей памяти. Я вспоминаю высокие, светлые залы, занимавшие юго-восточный угол Старого замка и устаревшую по современным меркам расстановку экспонатов. Все было свалено в кучу. Там, на высоких стойках, стояли винтовки самых разных видов, висели красивые старые мундиры, в витринах выставлены находки, найденные во время раскопок каменного, бронзового и железного веков. Я все еще помню название деревеньки Норкиттен (ныне Междуречье), возле которой был обнаружен могильник бронзового века. Я дивился, разглядывая очень старое и изъеденное ржавчиной железное оружие, помещенное в отдельный стеклянный футляр.
Мы рассмотрели все очень подробно и смертельно уставшие вернулись домой. С лета 1942 года я уже ежедневно отправлялся в школу из дома на поезде. В то время у нас стали проводиться занятия по конфирмации у пастора Федтке, проводившиеся в зале Меланктонкирхи на Цигельштрассе (ныне ул.Победы).
На меня производило большое впечатление, когда звонили колокола католической кирхи на Гинденбургштрассе (ул. Ленина). Я также помню о своих бесславных попытках стать скрипачом в Инстербургском городском оркестре, игравшем в Городском зале, а также о курсах попрошайничества с моим другом, который был страстным радиолюбителем, и попытках посмотреть запрещенные для детей фильмы в трех городских кинотеатрах.
Тем не менее, я хотел бы завершить на этом мое повествование и процитировать Ханса, графа Лендорффа: Это был «мой год Инстербурга».
Это было замечательное время, счастливый симбиоз между городом и глубинкой, подаривший мне юность, с которой я не желал бы расставаться!»
Присоединиться