40 лет назад в нашем доме случилась большая беда – бегство от огромной орды вторгшихся советских войск. Это стало следствием абсурдных сдерживающих приказов всемогущего комиссара обороны, Рейха Эрика Коха. Любые подготовительные меры для эвакуации были строго запрещены и расценивались как “пораженчество”, грозя смертной казнью. Тем не менее, находились смельчаки, такие как бургомистр доктор Герт Вандер в Инстербурге, который полагаясь на молчание своих сотрудников смог подготовить эвакуацию общин района. Поскольку подготовка к “Дню Ноль” велась в тайне, не всё прошло гладко и на своём пути эвакуируемое население сталкивалось с неисчислимыми бедствиями, становившимися особенно горькими для женщин с маленькими детьми. Герта Бубат из Георгенбурга впоследствии записала воспоминания о своём пути из дома…
19 января 1945 года. Сегодня в 7 часов утра поступил приказ об эвакуации, который мы ждали начиная с 13 января, когда началось советское наступление и в Инстербурге стал отчетливо слышен ураганный огонь.
Моя сестра Фрида и я каждое утро, с тех пор, как прекратилось автобусное сообщение, отправлялись в Инстербург на грузовике полевой почты, расположившейся в Георгенбургской Народной школе и узнали об этом на своих рабочих местах. Сестра работала на военной подстанции, а я была задействована в районном сельском хозяйстве. Поскольку наш бургомистр (доктор Герт Вандер) воспользовался тремя месяцами военного положения для эвакуации из города всех ненужных жителей, то окончательная эвакуация должна была пройти упорядочено.
Несмотря на отдельные воздушные налёты и огонь зенитной артиллерии мы обе решились нанести визит в нашу Георгенбургскую квартиру, расположенную в 3 километрах от города, чтобы забрать предусмотрительно собранные для “отъезда” вещи, снабдить остававшихся в сарае кур достаточным кормом и привести всё в порядок. Что за оптимизм!
Утром появилась пехота с панцерфаустами. Поскольку мы уже три месяца жили в прифронтовой области и питали огромное доверие к нашим солдатам и руководству, то всё происходило без особого страха и спешки. В полдень мы двинулись в путь.
Между тем, мы, работники районного сельского хозяйства, получили заверения в том, что нас заберут во второй половине дня. После обильного и продолжительного обеда – в течение многих недель устраивавшегося прямо на работе – подъехал трактор с прицепом, в котором были оборудованы скамьи. Он должен был вывезти нас как можно скорее из ставшего очень беспокойным города.
Воздушные налёты и сыпавшиеся с неба осколки зенитных снарядов заставляли нас снова и снова пригибать головы. Час спустя мы прибыли в поместье Прегелау (владелец Йеван, ныне Ушаково, Черняховского района), где произошла наша первая остановка. Там мы были встречены в высшей степени гостеприимно, хотя его жители были заняты собственными приготовлениями к отбытию. Вечером, пущенным по кругу шампанским (оказалось, что у помещика был день рождения), мы навсегда попрощались с родиной; хотя осознание этого явилось к нам гораздо позже.
Мы совершенно спокойно переночевали там до следующего утра, потому что чувствовали себя – в 25 километрах западнее Инстербурга – почти в безопасности. Но некоторые наши коллеги торопили с отправлением. Поэтому мы начали готовить военный трактор к дальнейшему пути в сторону Кёнигсберга. Ближе к вечеру, 20 января, мы прибыли в столицу провинции и вскоре добрались на общественном транспорте до железнодорожного вокзала. Мы недолго ждали там поезда на Эльбинг. Здесь следует отметить, что в ходе мер по эвакуации, начавшейся в октябре 1944 года, часть инстербургского сельского населения из районов к востоку от дороги на Тильзит должна была направляться в район Морунген. И вот теперь нашей целью также стал этот город. Посему в Гульденбодене (пол. Богачево) мы должны были сделать пересадку, прождав там нужный нас поезд 4 часа. Близость фронта была отчетливо слышна. Утром в воскресенье, 21 января, около 3 часов мы наконец достигли Морунгена где нашли тёплую общую квартиру и наших заботливых коллег.
Но там мы попали из огня да в полымя: Тем же вечером поступил приказ об эвакуации и этого города. Поскольку поезда больше не ходили, то на грузовиках и автобусах вывозили сначала женщин с детьми. Для всех остальных прозвучал клич: “Каждый проявляет личную инициативу!”
На следующий день, 22 января, нам (примерно 25 человек) представилась возможность покинуть Морунген на фургоне вермахта. Тем не менее, мы проехали по заснеженной дороге всего 17 километров, приехав в Либштадт (пол. Милаково). Удивительно маленький городок в зимнем одеянии. Но мы недолго любовались его красотами, поскольку времени на отдых не было и нужно было действовать: мы очень быстро уяснили, что столь большая группа не сможет поймать транспорт и поэтому разделились на группки поменьше (2-3 человека). Мне и моей коллеге Улле сразу повезло: нас посадили в легковую машину, ехавшую в составе обоза. Однако, оба солдата согласились подвезти нас лишь на 3 километра до поместья Корнейен (или как-то так), но обещали подобрать на следующий день. Ночевать нам пришлось в вагончике, через чью прохудившуюся крышу мы наблюдали за звездами. Мы страшно замерзли лёжа на соломе. Дом и конюшни были переполнены ранеными и беженцами. На большой господской кухне мы немного помылись и согрелись горячими напитками.
Во вторник, 23 января, в 4 часа утра мы были уже в пути. С многочисленными остановками, в темпе улиток, мы ехали в направлении Браунсберга. Пропитание получали на полевой кухне. Лишь к 16 часам мы достигли намеченной цели. Наши двое солдат получили, в виде исключения, разрешение доставить нас с нашим багажом – с которым мы покинули Морунген – до ближайшей железнодорожной станции, после чего должны были отправиться на фронт в направлении Кёнигсберга. Случилось так, что нам снова повезло. На привокзальной площади стояла легковая машина без горючего. Её водитель буквально атаковал “наш” автомобиль и стал просить солдат дать ему бензина. После некоторых раздумий они дали ему 5 литров с условием, что он довезёт нас до Вислы. Итак, мы сидели в небольшом DKW вместе с водителем и ещё тремя другими людьми с багажом на шее. Снова и снова наш автомобиль застревал в глубоких колеях, оставленных грузовиками. Тогда мы должны были выходить и толкать его. Наши опасения, что таким образом от нас хотят “отделаться”, слава Богу, не подтвердились. Как выяснилось во время поездки, это оказались поляки, которые уже давно находились в пути. Усталый и нервный водитель, страшащийся, что двигатель снова заглохнет, моментально засыпал при каждой вынужденной остановке, и как только движение возобновлялось его приходилось грубо будить.
Примерно в 10 километрах от Эльбинга мы были удивлены большому количеству армейских грузовиков двигавшихся нам навстречу. На наш вопрос нас ответили, что советские танковые клинья прорвались к Эльбингу. Итак, пришлось снова возвращаться в Браунсберг. Нас всех охватил ужас: Окружены. Неужели это конец? Около 9 часов вечера мы прибыли на вокзал Браунсберга. Поляки поехали дальше. Вокзал оказался переполнен. Взгляды людей были безучастными и апатичными. У входа, на дорожных сумках, лежал мёртвый ребенок с которым его мать так и не смогла расстаться. Мы осторожно пробирались мимо лежавших на холодном, покрытом мокрым снегом, каменном полу людей, найдя себе пристанище на узком краешке стола в зале ожидания. Там мы просидели в полусне примерно до полуночи, когда внезапно объявили, что вокзал необходимо освободить из-за возможного нападения противника. Мальчики из Гитлерюгенда стояли вместе с санями на привокзальной площади и помогали перевозить тяжелую поклажу в неотапливаемый кинотеатр, куда нас направили. Там, на складных стульях, мы встретили следующий день. После этого нас отвели в закрытый детский сад, где о нас позаботилось NSV (организация Национал- социалистической народной благотворительности) и снабдило пропитанием.
В среду, 24 января, мы озадачились вопросом, что делать дальше. Нам стало известно, что железнодорожного сообщения больше не существует, а советские танки уже замечены около вокзал Браунсберга. МЫ обе решили, что должны наудачу попробовать идти пешком. Мы хотели отправиться в Кёнигсберг, а оттуда через Пиллау спастись морем. Это казалось нам единственным выходом. Сначала все наши попытки двигаться вперед автостопом терпели неудачу, но затем остановился трактор с открытым прицепом. Водитель поначалу не хотел брать нас, но наконец позволил забраться на прицеп, хотя в его кабине было достаточно свободного места. Тем не менее, мы были счастливы и благодарны ему. Наши одеяла не спасали от ледяного ветра и мороза в -25 градусов.
В Кёнигсбергском Понарте наша поездка закончилась, поскольку водитель – поляк – поехал дальше в другом направлении. Судьба снова оказалась к нам милостива: нам повстречались конные сани. Мы залезли в них и разговорились с двумя их пассажирами. Один из них, адвокат из Кёнигсберга, сразу раскритиковал наш план добраться до Пиллау и там сесть на судно. В Пиллау по крайней мере 30000 беженцев напрасно ждали отплытия. Он рекомендовал нам попытаться сделать это из второй гавани, откуда накануне его жена с детьми смогли выбраться. Он благосклонно пригласил нас в свою квартиру, накормил приготовленным еще его женой обедом и после того, как мы основательно помылись, проводил почти до самой гавани, так как это было ему по дороге. И опять нам повезло: без каких-либо проблем мы поднялись на борт грузового судна, которое, кажется, называлось “Леда” (Leda).
При этом никто не потребовал у нас разрешения, как это произошло бы за день до этого. Около 17 часов судно отчалило от пирса. Без остановки мы прошли мимо Пиллау в открытое море. С нами на борту находилось около 250 человек. Продовольственное снабжение было хорошим, для детей приготовили молочную кашу, а остальным фрикасе из телёнка с хлебом. Ночью сильно похолодало, несмотря на накрытый брезентом люк. В полночь я снова поднялась по трапу на палубу. Начался шторм, луна и звёзды то и дело выглядывали из-за облаков, отражаясь в высоких волнах. Несмотря на тяжесть ситуации это зрелище подняло мне настроение.
Ранним утром четверга, 25 января, опустился густой туман. В качестве меры предосторожности капитан приказал встать на якорь в открытом море. Спасибо этому человеку, который излучал столь много уверенности и доверия, что даже самые боязливые и измученные морской болезнью люди вновь успокаивались и занимали свои места под палубой. Около полудня мы без происшествий достигли Свинемюнде. Там мы узнали, что перед нами было потоплено три небольших судна. В тумане и во время шторма они сбились с курса и наскочили на мины. Наше транспортное судно оказалось первым добравшимся невредимым до померанского побережья. В ходе устроенной гросс- адмиралом Дёницом спасательной акции.
Остаётся лишь добавить, что на всём пути бегства нам несказанно везло: Во время отъезда из Инстербурга утром 19 января город бомбили и он горел. В понедельник 22 января советские войска захватили наш родной город. Морунген враг взял на следующий день после нашего ухода оттуда. Также мы избежали смерти в море от бомб, мин и огня. Кому еще так повезло в те драматические дни?
Присоединиться