«После того как в начале августа 1944 года противник пересек границу рейха в районе Эбенроде и Шлоссберга (г.Нестеров и пос.Добровольск) и занял Мемельский край, население и домашние животные этих округов были эвакуированы.
После воздушного налета 27 июня и последующих мелких налетов часть населения города Инстербурга ушла в сельскую местность к родственникам или знакомым, что было разрешено неработающим, женщинам и детям. Была запрещена всякая подготовка к эвакуации на случай непосредственной опасности. Такие попытки рассматривались как пораженчество и грозили трибуналом.
Когда я в начале августа хотел начать планирование возможной эвакуации города и вел переговоры с представителями имперской железной дороги и пароходства в Кенигсберге, у меня в жесткой форме потребовали объяснений президент и правительство провинции, что это значило, и если бы об этом узнал гауляйтер… Нелегко было найти веское оправдание. В Кенигсберге определенные круги задумывались над тем, что произойдет, если противник ворвется в Восточную Пруссию, но, очевидно по указанию гауляйтера Коха, ответственным лицам в обер-президиуме разрешалось считаться только с возможностью временного вторжния противника, который в кратчайшие сроки должен быть отброшен. Они занимались только вопросом, как спасти ценные склады и оборудование промышленных предприятий.
Подготовка населения к эвакуации не разрешалась. Гауляйтер все время объяснял, что не только вермахт, но и ополченцы вцепятся в родную землю и противник не продвинется дальше.
Но вскоре, с 20 по 23 сентября, наступили критические дни. Внезапным броском Советы подошли к реке Мемель (р.Неман), продвинулись на востоке за город Шлоссберг, не дойдя всего нескольких километров до Гумбиннена (г.Гусев), и взяли город Гольдап. Эти дни дали нам понять, что угрожает Восточной Пруссии, когда поток русских хлынет на нашу землю. Небо на востоке было красным от пожаров, артиллерийская канонада становилась с каждым днем все сильнее, улицы были переполнены беженцами, автомашинами, скотом и лошадьми, и сам наш город был так заполнен людьми и машинами, что подразделения вермахта с трудом продвигались вперед. Дети и жеребята, потерявшие матерей, блуждали по улицам Инстербурга. Сам вокзал был осажден тысячами людей из приграничных округов, которые испуганно сидели на своих пожитках и ждали возможности эвакуироваться по железной дороге.
Население самого города и округа было очень взволновано, беспомощно и озабочено, так как стали известны сообщения о страшных событиях в Вальтеркемене и Неммерсдорфе (поселки Ольховатка и Маяковское Гусевского района). Не было машин и поездов для эвакуации такого количества людей. Крайсляйтер, который был должен руководить людьми, находился на рытье укреплений, а руководство округа не получало никаких приказов.
Когда я связался с руководством в Кенигсберге, обрисовал положение дел и потребовал предоставить транспорт, мне ответили, что у меня температура 44 градуса, и посоветовали держать ноги в тепле, а голову – в холоде. Только после того как я обратил внимание на то, какие жертвы вызовет воздушный налет на вокзал, пообещали связаться с гяуляйтером, пребывавшим в ставке фюрера в Растенбурге. К моему удивлению, через полчаса мне сообщили, что требуемые поезда готовы к отправке, и действительно, в течение ночи и последующих дней прибывали поезда. Так удалось освободить вокзал и эвакуировать беженцев из города.
Несмотря на слабость немецкой обороны, Советы дальше не продвинулись. Фронт остановился, а Гольдап был взят обратно, и в основном царило спокойствие. Но вследствие октябрьской катастрофы комиссаром по защите рейха были приняты меры, которые существенно изменили жизнь города и округа. Последовал приказ об «экономическом рассредоточении» города Инстербурга и выселении из него женщин, не занятых на военных объектах, детей и мужчин, не призванных в фольксштурм.
Таким образом, ноябрь и декабрь были заполнены работой по вывозу людей, пребывание которых было не обязательно в Инстербурге, и работой по «экономическому рассредоточению». После стабилизации фронта многие беженцы вернулись домой, где было достаточно топлива и продуктов.
Когда требования покинуть город на многих не возымели действия, я решил отказывать в продуктовых карточках тем, кому нечего было делать в городе. Этим мы добились ухода части населения, но ежедневно у меня были люди с просьбой выдать продуктовые карточки. Они говорили, что опасности нет, что они сами позаботятся о том, как бы уехать. Число оставшихся в городе упало в течение ноября и декабря примерно до 8-10 тысяч человек (в 1940 году в Инстербурге проживало 49 тысяч человек).
«Экономическое рассредоточение» имело целью свернуть промышленные, ремесленные и торговые предприятия и переместить их в западный округ Морунген по мере того, как эти предприятия становились ненужными для вермахта. Поэтому в течение ноября-декабря было демонтировано и переведено большинство предприятий. Этим занималась служба защиты от воздушных налетов и одно саперное подразделение. По непонятным причинам запрещалась эвакуация в западную Германию, даже в округ Данциг, который рассматривался как «вражеская территория» из-за разногласий между Кохом и тамошним гауляйтером Форстером. Все должно было оставаться в Восточной Пруссии. Перевозка мебели была запрещена. Таким образом, только немногим семьям удалось что-нибудь спасти.
Так город постепенно опустел, и это влияло на всю работу городского управления. Школы с 20 октября были закрыты, а преподавательский состав, если он не был призван в фольксштурм, отправлялся на работу в другое место или в отпуск. Так как работа по устранению последствий бомбежек с привлечением иностранных рабочих специалистов была остановлена, то они теперь занимались демонтажом оборудования. В Морунгене был организован филиал городского управления, и туда отправлялось все, в чем не было необходимости в Инстербурге.
Гауляйтер Кох организовал восточные укрепления и фольксштурм и все время заявлял, что для населения опасности нет, вермахт и фольксштурм будут обеспечены на новых позициях укреплениями для танков и бетонными укреплениями на одного солдата и отразят любые вражеские налеты. Генерал-полковник Рейнхардт в связи с принятием присяги фольксштурмом на городском стадионе заявил, что он удержит фронт. В действительности мы знали, что
Восточный фронт был недостаточно обеспечен войсками. В Инстербурге в бывшей районной больнице («Карат») теперь находился военный комендант, от которого я знал, что Советы подготовили три больших наступательных армии. Одна в направлении Гумбиннена, Кенигсберга, вторая в направлении Данцига и третья, самая сильная, в направлении Варшавы. Она также имела задачу взять Берлин. Хотя немецкое командование все это знало, оно продолжало ослаблять Восточный фронт и перебрасывать дивизии на запад, готовя наступление в Арденнах.
В начале ноября каждому рассудительному человеку было понятно, что вторжение противника в Восточную Пруссию не только возможно, но и очевидно. Несмотря на это, гауляйтер Кох продолжал и дальше запрещать эвакуацию. Кто сомневается в окончательной победе или в крепости Восточного фронта, тот пораженец и нытик и с такими будут поступать самым строгим образом. Такие позиции и взгляды высшего руководства казались мне преступлением по отношению к беззащитному в случае нападения противника населению, и я сегодня рад, что не следовал им, а делал как раз наоборот.
В начале ноября я разработал план немедленной эвакуации города Инстербурга в случае опасности. Он содержал подробные распоряжения для администрации, полиции, предприятий, автотранспорта, указания о сигналах тревоги, пунктах сбора, эвакуации населения и т.д. Была достигнута договоренность с Имперской железной дорогой, а также точно определена готовность к отъезду грузовиков и легковых машин, все сроки и даты. Составление этого плана имело позитивное значение. У населения появилось определенное спокойствие, так как на случай опасности меры приняты. Опасение, что подготовка эвакуации станет известна гауляйтеру, оказалось необоснованным. Все, кто знал об этом, молчали».
Далее рассказ продолжает начальник полиции подполковник Оттенберг:
«Предприятия города постепенно эвакуировались в глубь провинции. Должны были остаться только те, кто был необходим для жизнеобеспечения оставшегося населения, а именно до того момента, пока церковным колоколом не будет дан сигнал к окончательной эвакуации. Но до этого надо было еще много сделать как в отношении защиты населения от воздушных налетов, так и в отношении заботы о том, чтобы оно имело возможность своевременно покинуть город. Что при этом было сделано городским управлением, может оценить только тот, кто представляет себе поле деятельности. Город подвергался воздушным налетам, хотя их можно было оценить как незначительные. В дневное и ночное время бургомистр созывал своих ближайших сотрудников на совещания.
Декабрь принес в Инстербург, в противоположность прежним временам, облачную, сырую погоду, иногда с моросящим дождем и мокрым снегом. Небо было почти все время облачным, и мы радовались этому, так как надеялись, и не без основания, что противник будет наступать только в ясную морозную погоду. Рождество мы провели еще в покое, если не считать нескольких бомб и раненых за день до этого, но настроение было тоскливым, так как мы знали, что, возможно, это последний праздник в Инстербурге. Призванные в фольксштурм мужчины города провели Рождество в окопах в Эйхвальдском лесу в районе горы Фельдэклуизен. В эти дни я впервые узнал, как хорошо была организована разведка нашего противника. Когда я однажды – это было между Рождеством и Новым годом – справлялся у коменданта генерала Дормагена о положении, он показался мне особенно подавленным. На мой вопрос, что произошло, узнал ли он что-то плохое при своих запросах в 3-ю и 4-ю армии, он сказал мне, что дела неважные. восемь дней назад на участке между двумя дивизиями по громкоговорителю русскими было объявлено: “До свидания, всего доброго, передавайте привет нашим товарищам в Венгрии, вас сейчас отправляют туда”. Об этом ничего не знали даже в штабах обеих армий. “Сегодня утром, – объяснил мне генерал, – обе эти дивизии действительно были отправлены в Венгрию”. Так хорошо функционировала русская разведка, и так плохо были информированы собственные штабы».
Доктор Вандер:
«В начале января погода улучшилась, начались морозы и снегопады, а 13 января, примерно в 7 часов, мы услышали рокот и подумали, что через Инстербург движется много танков. Но вскоре мы узнали, что русские перешли в крупное наступление, которое началось одновременно по всему Восточному фронту, советским войскам удалось продвинуться вперед только на отдельных участках, особенно к западу от Тракененского леса и от Шлоссберга. Но 17 января им удались глубокие прорывы танками, которые 18-го пересекли железнодорожную линию Инстербург – Тильзит в районе Жиллен и Грюнхайде (поселки Жилино и Калужское) и продвинулись также до Эйхвальдского леса (т.н. Зеленый Бор).19 января,примерно в 4.30, мне передали по телефону от крайсляйтера приказ комиссара обороны рейха, что назначена эвакуация из Инстербурга, но спешить не следует, есть еще 5 дней. Городские заводы еще не следует останавливать или сворачивать, эвакуировать промышленные предприятия из города, такие как пивоваренный завод, химическая фабрика «Дренгвиц» и фермы, еще не надо, нужно ожидать особого приказа. Возможно, положение улучшится. Но приказ этот так и не поступил. Этот общий приказ об отходе был последним приказом, который я получил от начальства. Крайсляйтер, ответственный за население, по моим сведениям, был в критические дни в районе и занимался эвакуацией сельских жителей. Сразу после поступления приказа об эвакуации население было предупреждено, но не колокольным звоном, как было сначала предусмотрено, а устно и по громкоговорителю. Как было предусмотрено планом эвакуации, у меня немедленно, еще до рассвета, собрались все ответственные за эвакуацию. И тут случилось то, на что я почти не надеялся. Теоретический план эвакуации оправдался полностью. При образцовом исполнении долга каждый делал то, что ему было поручено. Эвакуация населения началась в утренние часы обычными и специальными поездами, грузовиками и легковыми автомобилями и проходила, несмотря на близость противника и большую опасность, спокойно и без особой спешки.
Когда я в первой половине этого дня, несмотря на многочисленные звонки, не получил из Кенигсберга приказа об эвакуации предприятий, я сам дал соответствующие распоряжения, так что большинство предприятий начали эвакуировать в пятницу 19 января.
Чиновники и служащие городского управления, которые еще были в Инстербурге, были направлены в Морунген (сейчас Польша): часть по железной дороге, часть автобусами. Только женщинам-служащим я предоставил право выбора: или в приемный пункт в Саксонии, или в другой район рейха. Это распоряжение противоречило указаниям из Кенигсберга. Наряду с эвакуацией населения нужно было увезти ценное оборудование и другие материалы, которые не должны были попасть в руки врага. Это касалось, прежде всего, автомастерских и шерстопрядильной фабрики, которые не были вывезены, потому что работали на вермахт. В первую очередь надо было снять с машин и установок, которые нельзя было вывезти полностью, важнейшие части, чтобы они не попали к русским в рабочем состоянии. Этот так называемый «паралич» важнейших предприятий был начат в пятницу и закончен в субботу 20 января. В общем, несмотря на суету и страх, царило спокойствие, хотя противник прошел уже большую часть Эйхвальдского леса и наш инстербургский фольксштурм сражался там с большими потерями.
19-го и в ночь на 20-е от половины до двух третей населения покинуло Инстербург, причем при эвакуации особенно отличилась наша полиция. До утра 20 января советские войска не мешали эвакуации и не поступало никаких распоряжений. Только с начальником окружного управления, который переместил свою резиденцию в Норкиттен (пос.Междуречье), поддерживалась связь. Утром 20-го, около 9-10 часов, начался более чем трехчасовой русский воздушный налет на город. Я как раз закончил в моем рабочем кабинете последнее совещание, когда первая волна русских бомбардировщиков начала свое наступление. В последний раз взвыли сирены в Инстербурге. Непрерывными налетами до полудня на все части города были сброшены фугасные и зажигательные бомбы, которые вызвали большие пожары и разрушения, прежде всего на Гинденбург- и Луизенштрассе (улицы Ленина и Тельмана), на площади, на Маркграфенплатц, на Вильгельмштрассе, Зирштрассе (улицы Пионерская и Калининградская) и во многих других местах.
Пожарная команда начала свою работу сразу же, еще во время бомбежки, но сильный мороз очень осложнял положение дел. Несмотря на это, пожарные были на высоте, потушили основные возгорания. Однако это был всего лишь необходимый минимум для предотвращения пожаров. Во время этого налета на улицах города работали громкоговорители с машин, с помощью которых оставшимся горожанам предлагали покинуть Инстербург. При этом автомобили сильно пострадали от осколков. От бомбежки пострадали немногим менее 30 человек. Отличная работа санитарной службы под руководством Ноймана, начатая еще во время налета, заслуживала самой высокой оценки.
В 13.00 20 января налет закончился. Мы собрались около бомбоубежища, где нас ожидал последний автобус. Нас осталось немного, еще было много дел, но мы должны были уходить, и лишь чувство долга, беспокойство за горящий город останавливали нас от этого. Только суперинтендант (церковная должность) Фюг не хотел уходить, говоря о том, что он должен продолжить захоронение погибших, да и приказа об отходе еще не поступало из Кенигсберга.
После обеда снова был небольшой налет. Как только мы собрались в моем кабинете на Форхештрассе (ул.Калинина), в 15.00 поступило сообщение о том, что вражеская артиллерия уже в районе Фельдэка (около пос.Загорское). Этот факт окончательно парализовал нашу работу. В последний громкоговоритель, посланный нами в район водонапорной башни, попала бомба, положив конец этой акции. В последний раз зазвучал колокол Лютеранской кирхи, призывая оставить город еще не покинувших его людей. Эвакуация города закончилась после обеда 20 января 1945 года».
Полковник Оттенберг:
«Звонят колокола городских церквей. Каждый оставшийся теперь знает, что пришло время оставить город. Только городские власти вместе с противовоздушной обороной под руководством бургомистра, пожарная команда и оба полицейских участка еще не могут оставить свою службу. Вынуждены остаться также службы имперской почты и железной дороги. Железнодорожное сообщение с Кенигсбергом еще не прервано. Колокола замолчали, как только население ушло. Автомобили и повозки отправились в направлении Гердауэна (пос.Железнодорожный) по Иммельманштрассе (ул. Победы). Пешие жители эвакуировались железнодорожным транспортом. Совместная работа городских властей и железнодорожников закончилась. Город в это время находился под артобстрелом».
Служащий имперской железной дороги Август Картариус:
«Вплоть до последнего дня – 20 января 1945 года – товарная станция была завалена кроватями, диванами, креслами и прочей мебелью. Это были только предметы, приготовленные к погрузке. В 18.00 прием вещей был закончен. В 19.00 все товарные вагоны были загружены. Однако отход эшелонов от Инстербурга не гарантировал их проезд через всю Восточную Пруссию. Билетные кассы осаждали желающие уехать, особенно после бомбардировки. Сами кассы работали не переставая.
Работники и чиновники считали деньги. Была пятница, и все служащие должны были идти домой на выходные, но получили приказ явиться утром в субботу на службу с вещами. После обеда через силу составленный пассажирский поезд был отправлен в сторону Кенигсберга с надеждой достичь запада. В 16.00 снова начался налет. Отходящий поезд был битком набит пассажирами. Когда он находился над туннелем, на первый перрон упали две бомбы. Один работник был убит, другие тяжело ранены. Однако поезд вырвался.
Мы, служащие, должны были работать дальше, еще не представляя, как долго это продлится. Русские были уже недалеко от Инстербурга. Можно было слышать их артиллерию. Вокзал и товарная станция за день превратились в руины. Служба время от времени нормализовывалась. Персонал, к счастью, сохранился. К вечеру русские перенесли свою стрельбу западнее. 20 января, в 24.00, пришел приказ об эвакуации станции. В 00.30 21 января 1945 года мы покинули город на последнем поезде».
Доктор Вандер:
«Противник, по словам генерала Дормагена, занял Шприндт и всю северную часть города. Русские также бомбят вокзал и Зирштрассе (ул.Калининградская). Следует ожидать артобстрела всего города.
Вечером 20 января, проезжая через город, я не встретил ни одного человека. И это было хорошо для военных действий. Отдельные танки противника уже заняли Марктхаузен (пос.Высокое), стремясь перерезать дорогу на Кенигсберг. В самом же Инстербурге войск не было, только фольксштурм, полицейские, пожарные, санитары и эвакуационная команда. Большая часть электростанции была разбомблена. Город остался без электроэнергии и воды. Потушенные пожары после артобстрела возникали снова. Я и еще 25 человек после приказа покинули город на двух машинах в направлении Ёнишкена [Енихена] (пос.Свобода)».
Капитан Кинд, пожарный:
«Уже будучи в Ёнишкене, получили приказ вернуться в город и продолжить тушение пожаров. Весь день 21 января 1945 года тушили дома на Гинденбургштрассе (ул.Ленина). От кинотеатра «Капитоль» и до площади Альтер Маркт (пл.Ленина) был сплошной пожар. Русские обстреливали город из Георгенбурга (пос.Маевка). Вечером получили приказ доктора Вандера покинуть город. В районе аэродрома бросили последний взгляд на Инстербург: небо было красным от пожаров.
Во время беспорядочного положения фронта было возможным неожиданное появление Советов. В 16 часов переполненный пассажирский поезд отъехал от главного вокзала, около 19 часов были еще погружены беженцы с хуторов. Между тем был обстрелян артиллерией и бомбардирован главный вокзал. В первые полчаса 21 января отправился последний пассажирский поезд с оставшимся персоналом вокзала.
Было воскресенье 21 января 1945 года. Советы достигли городского поселка Шприндт и продвинулись на севере к границе города. Их артиллерия усилила пожар на главном вокзале и особенно на Зирштрассе. Отдельные советские танки уже сделали шоссе Инстербург – Кенигсберг небезопасным. Инстербург казался вымершим.
Только некоторые солдаты, служащие полиции, пожарная охрана, санитары и части технической помощи, а также маленькое эвакуационное командование городского управления находились еще в черте города. От нескольких граждан, в большинстве старых людей, которые не хотели покидать свой город, отказались. Их количество невозможно было установить.
Части Инстербургского народного ополчения, которые засели в дубовом бору, готовились в Альтхофе к защите. Советы достигли Георгенбурга и заняли продовольственное ведомство. Теперь они обстреливали центр города гранатометами. Сопротивление последних остатков военных соединений было значительным, иначе бы Советы, несомненно, заняли Инстербург в это воскресенье. Но первые советские солдаты только в ночь на понедельник проникли к площади Альтер Маркт, они перешли через арочный мост ниже по проселочной дороге к Лютеранской церкви. Официально последними покинули город полицейские из участка на Шпритценштрассе. Когда они отошли, Советы уже пришли на площадь Альтер Маркт. Кровавым цветом огня из плотных облаков трепещущего пламени город сигнализировал последним инстербуржцам, которые уходили по направлению Ёнишкена со слезами на глазах, последний раз оглядываясь на свой город».
После воздушного налета 27 июня и последующих мелких налетов часть населения города Инстербурга ушла в сельскую местность к родственникам или знакомым, что было разрешено неработающим, женщинам и детям. Была запрещена всякая подготовка к эвакуации на случай непосредственной опасности. Такие попытки рассматривались как пораженчество и грозили трибуналом.Когда я в начале августа хотел начать планирование возможной эвакуации города и вел переговоры с представителями имперской железной дороги и пароходства в Кенигсберге, у меня в жесткой форме потребовали объяснений президент и правительство провинции, что это значило, и если бы об этом узнал гауляйтер… Нелегко было найти веское оправдание. В Кенигсберге определенные круги задумывались над тем, что произойдет, если противник ворвется в Восточную Пруссию, но, очевидно по указанию гауляйтера Коха, ответственным лицам в обер-президиуме разрешалось считаться только с возможностью временного вторжния противника, который в кратчайшие сроки должен быть отброшен. Они занимались только вопросом, как спасти ценные склады и оборудование промышленных предприятий.
Подготовка населения к эвакуации не разрешалась. Гауляйтер все время объяснял, что не только вермахт, но и ополченцы вцепятся в родную землю и противник не продвинется дальше.
Но вскоре, с 20 по 23 сентября, наступили критические дни. Внезапным броском Советы подошли к реке Мемель (р.Неман), продвинулись на востоке за город Шлоссберг, не дойдя всего нескольких километров до Гумбиннена (г.Гусев), и взяли город Гольдап. Эти дни дали нам понять, что угрожает Восточной Пруссии, когда поток русских хлынет на нашу землю. Небо на востоке было красным от пожаров, артиллерийская канонада становилась с каждым днем все сильнее, улицы были переполнены беженцами, автомашинами, скотом и лошадьми, и сам наш город был так заполнен людьми и машинами, что подразделения вермахта с трудом продвигались вперед. Дети и жеребята, потерявшие матерей, блуждали по улицам Инстербурга. Сам вокзал был осажден тысячами людей из приграничных округов, которые испуганно сидели на своих пожитках и ждали возможности эвакуироваться по железной дороге.
Население самого города и округа было очень взволновано, беспомощно и озабочено, так как стали известны сообщения о страшных событиях в Вальтеркемене и Неммерсдорфе (поселки Ольховатка и Маяковское Гусевского района). Не было машин и поездов для эвакуации такого количества людей. Крайсляйтер, который был должен руководить людьми, находился на рытье укреплений, а руководство округа не получало никаких приказов.
Когда я связался с руководством в Кенигсберге, обрисовал положение дел и потребовал предоставить транспорт, мне ответили, что у меня температура 44 градуса, и посоветовали держать ноги в тепле, а голову – в холоде. Только после того как я обратил внимание на то, какие жертвы вызовет воздушный налет на вокзал, пообещали связаться с гяуляйтером, пребывавшим в ставке фюрера в Растенбурге. К моему удивлению, через полчаса мне сообщили, что требуемые поезда готовы к отправке, и действительно, в течение ночи и последующих дней прибывали поезда. Так удалось освободить вокзал и эвакуировать беженцев из города.
Несмотря на слабость немецкой обороны, Советы дальше не продвинулись. Фронт остановился, а Гольдап был взят обратно, и в основном царило спокойствие. Но вследствие октябрьской катастрофы комиссаром по защите рейха были приняты меры, которые существенно изменили жизнь города и округа. Последовал приказ об «экономическом рассредоточении» города Инстербурга и выселении из него женщин, не занятых на военных объектах, детей и мужчин, не призванных в фольксштурм.
Таким образом, ноябрь и декабрь были заполнены работой по вывозу людей, пребывание которых было не обязательно в Инстербурге, и работой по «экономическому рассредоточению». После стабилизации фронта многие беженцы вернулись домой, где было достаточно топлива и продуктов.
Когда требования покинуть город на многих не возымели действия, я решил отказывать в продуктовых карточках тем, кому нечего было делать в городе. Этим мы добились ухода части населения, но ежедневно у меня были люди с просьбой выдать продуктовые карточки. Они говорили, что опасности нет, что они сами позаботятся о том, как бы уехать. Число оставшихся в городе упало в течение ноября и декабря примерно до 8-10 тысяч человек (в 1940 году в Инстербурге проживало 49 тысяч человек).
«Экономическое рассредоточение» имело целью свернуть промышленные, ремесленные и торговые предприятия и переместить их в западный округ Морунген по мере того, как эти предприятия становились ненужными для вермахта. Поэтому в течение ноября-декабря было демонтировано и переведено большинство предприятий. Этим занималась служба защиты от воздушных налетов и одно саперное подразделение. По непонятным причинам запрещалась эвакуация в западную Германию, даже в округ Данциг, который рассматривался как «вражеская территория» из-за разногласий между Кохом и тамошним гауляйтером Форстером. Все должно было оставаться в Восточной Пруссии. Перевозка мебели была запрещена. Таким образом, только немногим семьям удалось что-нибудь спасти.
Так город постепенно опустел, и это влияло на всю работу городского управления. Школы с 20 октября были закрыты, а преподавательский состав, если он не был призван в фольксштурм, отправлялся на работу в другое место или в отпуск. Так как работа по устранению последствий бомбежек с привлечением иностранных рабочих специалистов была остановлена, то они теперь занимались демонтажом оборудования. В Морунгене был организован филиал городского управления, и туда отправлялось все, в чем не было необходимости в Инстербурге.
Гауляйтер Кох организовал восточные укрепления и фольксштурм и все время заявлял, что для населения опасности нет, вермахт и фольксштурм будут обеспечены на новых позициях укреплениями для танков и бетонными укреплениями на одного солдата и отразят любые вражеские налеты. Генерал-полковник Рейнхардт в связи с принятием присяги фольксштурмом на городском стадионе заявил, что он удержит фронт. В действительности мы знали, что
Восточный фронт был недостаточно обеспечен войсками. В Инстербурге в бывшей районной больнице («Карат») теперь находился военный комендант, от которого я знал, что Советы подготовили три больших наступательных армии. Одна в направлении Гумбиннена, Кенигсберга, вторая в направлении Данцига и третья, самая сильная, в направлении Варшавы. Она также имела задачу взять Берлин. Хотя немецкое командование все это знало, оно продолжало ослаблять Восточный фронт и перебрасывать дивизии на запад, готовя наступление в Арденнах.
В начале ноября каждому рассудительному человеку было понятно, что вторжение противника в Восточную Пруссию не только возможно, но и очевидно. Несмотря на это, гауляйтер Кох продолжал и дальше запрещать эвакуацию. Кто сомневается в окончательной победе или в крепости Восточного фронта, тот пораженец и нытик и с такими будут поступать самым строгим образом. Такие позиции и взгляды высшего руководства казались мне преступлением по отношению к беззащитному в случае нападения противника населению, и я сегодня рад, что не следовал им, а делал как раз наоборот.
В начале ноября я разработал план немедленной эвакуации города Инстербурга в случае опасности. Он содержал подробные распоряжения для администрации, полиции, предприятий, автотранспорта, указания о сигналах тревоги, пунктах сбора, эвакуации населения и т.д. Была достигнута договоренность с Имперской железной дорогой, а также точно определена готовность к отъезду грузовиков и легковых машин, все сроки и даты. Составление этого плана имело позитивное значение. У населения появилось определенное спокойствие, так как на случай опасности меры приняты. Опасение, что подготовка эвакуации станет известна гауляйтеру, оказалось необоснованным. Все, кто знал об этом, молчали».
Далее рассказ продолжает начальник полиции подполковник Оттенберг:
«Предприятия города постепенно эвакуировались в глубь провинции. Должны были остаться только те, кто был необходим для жизнеобеспечения оставшегося населения, а именно до того момента, пока церковным колоколом не будет дан сигнал к окончательной эвакуации. Но до этого надо было еще много сделать как в отношении защиты населения от воздушных налетов, так и в отношении заботы о том, чтобы оно имело возможность своевременно покинуть город. Что при этом было сделано городским управлением, может оценить только тот, кто представляет себе поле деятельности. Город подвергался воздушным налетам, хотя их можно было оценить как незначительные. В дневное и ночное время бургомистр созывал своих ближайших сотрудников на совещания.
Декабрь принес в Инстербург, в противоположность прежним временам, облачную, сырую погоду, иногда с моросящим дождем и мокрым снегом. Небо было почти все время облачным, и мы радовались этому, так как надеялись, и не без основания, что противник будет наступать только в ясную морозную погоду. Рождество мы провели еще в покое, если не считать нескольких бомб и раненых за день до этого, но настроение было тоскливым, так как мы знали, что, возможно, это последний праздник в Инстербурге. Призванные в фольксштурм мужчины города провели Рождество в окопах в Эйхвальдском лесу в районе горы Фельдэклуизен. В эти дни я впервые узнал, как хорошо была организована разведка нашего противника. Когда я однажды – это было между Рождеством и Новым годом – справлялся у коменданта генерала Дормагена о положении, он показался мне особенно подавленным. На мой вопрос, что произошло, узнал ли он что-то плохое при своих запросах в 3-ю и 4-ю армии, он сказал мне, что дела неважные. восемь дней назад на участке между двумя дивизиями по громкоговорителю русскими было объявлено: “До свидания, всего доброго, передавайте привет нашим товарищам в Венгрии, вас сейчас отправляют туда”. Об этом ничего не знали даже в штабах обеих армий. “Сегодня утром, – объяснил мне генерал, – обе эти дивизии действительно были отправлены в Венгрию”. Так хорошо функционировала русская разведка, и так плохо были информированы собственные штабы».
Доктор Вандер:
«В начале января погода улучшилась, начались морозы и снегопады, а 13 января, примерно в 7 часов, мы услышали рокот и подумали, что через Инстербург движется много танков. Но вскоре мы узнали, что русские перешли в крупное наступление, которое началось одновременно по всему Восточному фронту, советским войскам удалось продвинуться вперед только на отдельных участках, особенно к западу от Тракененского леса и от Шлоссберга. Но 17 января им удались глубокие прорывы танками, которые 18-го пересекли железнодорожную линию Инстербург – Тильзит в районе Жиллен и Грюнхайде (поселки Жилино и Калужское) и продвинулись также до Эйхвальдского леса (т.н. Зеленый Бор).19 января,примерно в 4.30, мне передали по телефону от крайсляйтера приказ комиссара обороны рейха, что назначена эвакуация из Инстербурга, но спешить не следует, есть еще 5 дней. Городские заводы еще не следует останавливать или сворачивать, эвакуировать промышленные предприятия из города, такие как пивоваренный завод, химическая фабрика «Дренгвиц» и фермы, еще не надо, нужно ожидать особого приказа. Возможно, положение улучшится. Но приказ этот так и не поступил. Этот общий приказ об отходе был последним приказом, который я получил от начальства. Крайсляйтер, ответственный за население, по моим сведениям, был в критические дни в районе и занимался эвакуацией сельских жителей. Сразу после поступления приказа об эвакуации население было предупреждено, но не колокольным звоном, как было сначала предусмотрено, а устно и по громкоговорителю. Как было предусмотрено планом эвакуации, у меня немедленно, еще до рассвета, собрались все ответственные за эвакуацию. И тут случилось то, на что я почти не надеялся. Теоретический план эвакуации оправдался полностью. При образцовом исполнении долга каждый делал то, что ему было поручено. Эвакуация населения началась в утренние часы обычными и специальными поездами, грузовиками и легковыми автомобилями и проходила, несмотря на близость противника и большую опасность, спокойно и без особой спешки.
Когда я в первой половине этого дня, несмотря на многочисленные звонки, не получил из Кенигсберга приказа об эвакуации предприятий, я сам дал соответствующие распоряжения, так что большинство предприятий начали эвакуировать в пятницу 19 января.
Чиновники и служащие городского управления, которые еще были в Инстербурге, были направлены в Морунген (сейчас Польша): часть по железной дороге, часть автобусами. Только женщинам-служащим я предоставил право выбора: или в приемный пункт в Саксонии, или в другой район рейха. Это распоряжение противоречило указаниям из Кенигсберга. Наряду с эвакуацией населения нужно было увезти ценное оборудование и другие материалы, которые не должны были попасть в руки врага. Это касалось, прежде всего, автомастерских и шерстопрядильной фабрики, которые не были вывезены, потому что работали на вермахт. В первую очередь надо было снять с машин и установок, которые нельзя было вывезти полностью, важнейшие части, чтобы они не попали к русским в рабочем состоянии. Этот так называемый «паралич» важнейших предприятий был начат в пятницу и закончен в субботу 20 января. В общем, несмотря на суету и страх, царило спокойствие, хотя противник прошел уже большую часть Эйхвальдского леса и наш инстербургский фольксштурм сражался там с большими потерями.
19-го и в ночь на 20-е от половины до двух третей населения покинуло Инстербург, причем при эвакуации особенно отличилась наша полиция. До утра 20 января советские войска не мешали эвакуации и не поступало никаких распоряжений. Только с начальником окружного управления, который переместил свою резиденцию в Норкиттен (пос.Междуречье), поддерживалась связь. Утром 20-го, около 9-10 часов, начался более чем трехчасовой русский воздушный налет на город. Я как раз закончил в моем рабочем кабинете последнее совещание, когда первая волна русских бомбардировщиков начала свое наступление. В последний раз взвыли сирены в Инстербурге. Непрерывными налетами до полудня на все части города были сброшены фугасные и зажигательные бомбы, которые вызвали большие пожары и разрушения, прежде всего на Гинденбург- и Луизенштрассе (улицы Ленина и Тельмана), на площади, на Маркграфенплатц, на Вильгельмштрассе, Зирштрассе (улицы Пионерская и Калининградская) и во многих других местах.
Пожарная команда начала свою работу сразу же, еще во время бомбежки, но сильный мороз очень осложнял положение дел. Несмотря на это, пожарные были на высоте, потушили основные возгорания. Однако это был всего лишь необходимый минимум для предотвращения пожаров. Во время этого налета на улицах города работали громкоговорители с машин, с помощью которых оставшимся горожанам предлагали покинуть Инстербург. При этом автомобили сильно пострадали от осколков. От бомбежки пострадали немногим менее 30 человек. Отличная работа санитарной службы под руководством Ноймана, начатая еще во время налета, заслуживала самой высокой оценки.
В 13.00 20 января налет закончился. Мы собрались около бомбоубежища, где нас ожидал последний автобус. Нас осталось немного, еще было много дел, но мы должны были уходить, и лишь чувство долга, беспокойство за горящий город останавливали нас от этого. Только суперинтендант (церковная должность) Фюг не хотел уходить, говоря о том, что он должен продолжить захоронение погибших, да и приказа об отходе еще не поступало из Кенигсберга.
После обеда снова был небольшой налет. Как только мы собрались в моем кабинете на Форхештрассе (ул.Калинина), в 15.00 поступило сообщение о том, что вражеская артиллерия уже в районе Фельдэка (около пос.Загорское). Этот факт окончательно парализовал нашу работу. В последний громкоговоритель, посланный нами в район водонапорной башни, попала бомба, положив конец этой акции. В последний раз зазвучал колокол Лютеранской кирхи, призывая оставить город еще не покинувших его людей. Эвакуация города закончилась после обеда 20 января 1945 года».
Полковник Оттенберг:
«Звонят колокола городских церквей. Каждый оставшийся теперь знает, что пришло время оставить город. Только городские власти вместе с противовоздушной обороной под руководством бургомистра, пожарная команда и оба полицейских участка еще не могут оставить свою службу. Вынуждены остаться также службы имперской почты и железной дороги. Железнодорожное сообщение с Кенигсбергом еще не прервано. Колокола замолчали, как только население ушло. Автомобили и повозки отправились в направлении Гердауэна (пос.Железнодорожный) по Иммельманштрассе (ул. Победы). Пешие жители эвакуировались железнодорожным транспортом. Совместная работа городских властей и железнодорожников закончилась. Город в это время находился под артобстрелом».
Служащий имперской железной дороги Август Картариус:
«Вплоть до последнего дня – 20 января 1945 года – товарная станция была завалена кроватями, диванами, креслами и прочей мебелью. Это были только предметы, приготовленные к погрузке. В 18.00 прием вещей был закончен. В 19.00 все товарные вагоны были загружены. Однако отход эшелонов от Инстербурга не гарантировал их проезд через всю Восточную Пруссию. Билетные кассы осаждали желающие уехать, особенно после бомбардировки. Сами кассы работали не переставая.
Работники и чиновники считали деньги. Была пятница, и все служащие должны были идти домой на выходные, но получили приказ явиться утром в субботу на службу с вещами. После обеда через силу составленный пассажирский поезд был отправлен в сторону Кенигсберга с надеждой достичь запада. В 16.00 снова начался налет. Отходящий поезд был битком набит пассажирами. Когда он находился над туннелем, на первый перрон упали две бомбы. Один работник был убит, другие тяжело ранены. Однако поезд вырвался.
Мы, служащие, должны были работать дальше, еще не представляя, как долго это продлится. Русские были уже недалеко от Инстербурга. Можно было слышать их артиллерию. Вокзал и товарная станция за день превратились в руины. Служба время от времени нормализовывалась. Персонал, к счастью, сохранился. К вечеру русские перенесли свою стрельбу западнее. 20 января, в 24.00, пришел приказ об эвакуации станции. В 00.30 21 января 1945 года мы покинули город на последнем поезде».
Доктор Вандер:
«Противник, по словам генерала Дормагена, занял Шприндт и всю северную часть города. Русские также бомбят вокзал и Зирштрассе (ул.Калининградская). Следует ожидать артобстрела всего города.
Вечером 20 января, проезжая через город, я не встретил ни одного человека. И это было хорошо для военных действий. Отдельные танки противника уже заняли Марктхаузен (пос.Высокое), стремясь перерезать дорогу на Кенигсберг. В самом же Инстербурге войск не было, только фольксштурм, полицейские, пожарные, санитары и эвакуационная команда. Большая часть электростанции была разбомблена. Город остался без электроэнергии и воды. Потушенные пожары после артобстрела возникали снова. Я и еще 25 человек после приказа покинули город на двух машинах в направлении Ёнишкена [Енихена] (пос.Свобода)».
Капитан Кинд, пожарный:
«Уже будучи в Ёнишкене, получили приказ вернуться в город и продолжить тушение пожаров. Весь день 21 января 1945 года тушили дома на Гинденбургштрассе (ул.Ленина). От кинотеатра «Капитоль» и до площади Альтер Маркт (пл.Ленина) был сплошной пожар. Русские обстреливали город из Георгенбурга (пос.Маевка). Вечером получили приказ доктора Вандера покинуть город. В районе аэродрома бросили последний взгляд на Инстербург: небо было красным от пожаров.
Во время беспорядочного положения фронта было возможным неожиданное появление Советов. В 16 часов переполненный пассажирский поезд отъехал от главного вокзала, около 19 часов были еще погружены беженцы с хуторов. Между тем был обстрелян артиллерией и бомбардирован главный вокзал. В первые полчаса 21 января отправился последний пассажирский поезд с оставшимся персоналом вокзала.
Было воскресенье 21 января 1945 года. Советы достигли городского поселка Шприндт и продвинулись на севере к границе города. Их артиллерия усилила пожар на главном вокзале и особенно на Зирштрассе. Отдельные советские танки уже сделали шоссе Инстербург – Кенигсберг небезопасным. Инстербург казался вымершим.
Только некоторые солдаты, служащие полиции, пожарная охрана, санитары и части технической помощи, а также маленькое эвакуационное командование городского управления находились еще в черте города. От нескольких граждан, в большинстве старых людей, которые не хотели покидать свой город, отказались. Их количество невозможно было установить.
Части Инстербургского народного ополчения, которые засели в дубовом бору, готовились в Альтхофе к защите. Советы достигли Георгенбурга и заняли продовольственное ведомство. Теперь они обстреливали центр города гранатометами. Сопротивление последних остатков военных соединений было значительным, иначе бы Советы, несомненно, заняли Инстербург в это воскресенье. Но первые советские солдаты только в ночь на понедельник проникли к площади Альтер Маркт, они перешли через арочный мост ниже по проселочной дороге к Лютеранской церкви. Официально последними покинули город полицейские из участка на Шпритценштрассе. Когда они отошли, Советы уже пришли на площадь Альтер Маркт. Кровавым цветом огня из плотных облаков трепещущего пламени город сигнализировал последним инстербуржцам, которые уходили по направлению Ёнишкена со слезами на глазах, последний раз оглядываясь на свой город».
Присоединиться