Воспоминания о...
С нашей памятью порой происходит нечто странное: если вы пытаетесь заглянуть в нее спустя долгие годы, она напоминает семикратно запертый сейф с таинственными ящиками внутри. Но достаточно небольшого разговора с земляками, которых вы встретили после стольких горьких лет на чужбине, как происходит чудо — сейф открывается и из ящиков возникают образы прошлого. Вы неожиданно оказываетесь посреди ушедших событий и вспоминаете детали, которые, как вы полагали, давно канули в лету.
Так произошло и со мной, когда я, приехав на слет инстербуржцев в Мюнхене, в разговоре с инстербуржскими друзьями, услышала имя, напомнившее мне о моей работе в Провинциальной Женской Клинике Инстербурга. Перед моим мысленным взором отчетливо возникли воспоминания об одном Новогоднем вечере. В каком же это было году? Наверное 25 или 26 лет тому назад. Я как раз получила образование няни по уходу за грудными детьми. Рождество, подарившее нам несколько младенцев, уже осталось позади, и вот наступили последние часы старого года. Праздники, отмечавшиеся в клинике, отличались от других подобных учреждений лишь тем, что после них приходилось убираться более тщательно – в остальном они были точно такими же. Сама клиника была похожа на любую другую лечебницу. Аист не обращал никакого внимания на праздники, и в канун Нового года родильная палата была заполнена. Несколько горожанок ожидали своего тяжелого часа.
О Провинциальной Женской Клинике я могу сказать не так уж и много. Она являла собой модель образцово оборудованной современной больницы и располагалась в конце Аугусташтрассе, посреди ухоженного парка. В качестве антипода, напротив нее находился приют Виктории (Viktoriastift). В нем престарелые инстербуржцы, в окружении любезных сестер милосердия, проводили последние годы своей жизни. У нас же юные инстербуржцы, под присмотром врачей и заботливых медсестер, только начинали свою жизнь. То, что оба учреждения оказались друг напротив друга, было, конечно же, совпадением.
С последнего этажа клиники, к юго-востоку от города, был виден лес. В нескольких сотнях метрах, за Осиновой дамбой, находилось кладбище, на котором многие солдаты Первой Мировой войны нашли свое последнее пристанище. Справа от клиники был пруд (Strauchmühleteich). Сейчас он находился под толстым одеялом изо льда и снега. Снегопад продолжался и в Новогодний вечер, а потому сторож постоянно ходил со снеговой лопатой, расчищая дорогу к главному входу и хозяйственным постройкам.
Руководитель клиники, профессор Сигель нанес свой последний визит в уходящем году и своим остроумием поддержал молодых матерей и больных женщин. С кухни доносился пряный аромат пунша и подаваемых на стол блинчиков, специально приготовленных к празднику. Конечно же, врач перед этим определил, кому и что можно было есть за праздничным столом. В приемной постоянно звонил телефон: “…Сестра… ради Бога… пожалуйста, скажите, это уже случилось?” Почти всегда медсестра сначала спрашивала: “Кто говорит?”, и зачастую получала взволнованный ответ: “… это отец…!”
В длинных коридорах зажегся свет, отражаясь от начисто натертого воском пола. Сестра Сюзанна и сестра Элен, дежурные медсестры, беззвучно проскользнули в палату интенсивной терапии, дабы проверить все ли в порядке.
В палате грудничков, отделенной от коридора большим окном, они лежали в своих корзинках, новые земляне, один (или одна) рядом с другой (или другим). Они играли – пусть и неосознанно – своими розовыми маленькими пальчиками или что-то напевали, как это могут делать только они, своим сверстникам. Лизелотта Вогельрейтер, фройляйн Кляйн (увы, забыла ее имя) и я были ученицами школы медсестер. Мы постоянно находились на ногах, заботясь о наших маленьких пациентах. Все шло своим чередом. Детей матерям привозили к кровати только для грудного кормления.
В обычные дни мы, как правило, к 10 часам вечера уже лежали смертельно усталые по своим кроватям, так как вставать приходилось засветло. Но сегодня был Новый год и невзирая на устоявшуюся привчку мы хотели встретить его бодрствующими. Сестра на кухне с пониманием отнеслась к нашему желанию и специально преподнесла нам большой кувшин пунша (который вряд ли содержал алкоголь, учитывая специфику нашей работы). Нам, естественно, было любопытно, кем окажется первый родившийся в новом году гражданин Инстербурга. Когда часы пробили 12 часов мы, выпив пунша и обменявшись добрыми пожеланиями в наступившем году, осторожно полнялись в родильную палату. Из двери показался доктор Шой — дежурный врач. «Что, вы тоже на ногах?», удивленно спросил он - «... ну, в таком случае... первым инстербуржцем оказался мальчик... он обогнал девочку на десять минут...!», засмеялся он и ушел. Две кормилицы Хемпель и Кобе — чьи имена я помню до сих пор — тоже пришли узнать, кто окажется первым.
В приемной зазвонил телефон и трубку поднял ночной дежурный. Звонили два господина из газеты «Остпройссишен Тагеблатт», сказал он, желающие взять интервью у первого новорожденного. Они сказали, что начальник им разрешил. Однако сначала необходимо было спросить дежурного врача. Как выяснилось, тот был в курсе. «Интервью» оказалось весьма забавным. Новорожденный, естественно, не мог говорить и его еще необходимо было подготовить. В тот момент он был совершенно немилостив и ничего не хотел знать о прессе. Сначала даже решили, что на фото младенец будет выглядеть не слишком фотогенично, т. к. был весь морщинистый (его сравнивали даже с прошлогодней картошкой — но разве молодые люди понимают хоть что-то в красоте грудного ребенка и совсем еще новорожденного дитяти?). Как бы там ни было, но новый гражданин Инстербурга, 2 января, украшал своим портретом местный выпуск «Остпройссишен Тагеблатт».
Такой была Новогодняя ночь в нашем старом и дорогом Инстербурге, в знаменитой Провинциальной Женской Клинике, в которой столь много инстербуржцев появились на свет.